Но главной охранительницей «его превосходительства» была
высокая худая женщина, сильная брюнетка, с горбатым носом, восточного типа, со следами былой красоты на теперь уже сморщенном лице — Тамара Абрамовна, заведовавшая хозяйством старика и державшая в своих костлявых теперь, но, видимо, когда-то бывших изящной формы руках весь дом и всю прислугу, не исключая из нее и мелких чиновников канцелярии «особы».
Неточные совпадения
И, вдруг схватив руку матери костлявой рукой,
женщина,
высокая и
худая, воскликнула...
Высокая,
худая женщина, с изможденным, усталым, точно почерневшим от горя лицом, стояла на коленях около больной девочки, поправляя ей подушку и в то же время не забывая подталкивать локтем качающуюся колыбель.
И было странно, обидно и печально — заметить в этой живой толпе грустное лицо: под руку с молодой
женщиной прошел
высокий, крепкий человек; наверное — не старше тридцати лет, но — седоволосый. Он держал шляпу в руке, его круглая голова была вся серебряная,
худое здоровое лицо спокойно и — печально. Большие, темные, прикрытые ресницами глаза смотрели так, как смотрят только глаза человека, который не может забыть тяжкой боли, испытанной им.
Все они были одинаково благочестивы, безличны и подчинены Антонине Ивановне, хозяйке дома,
женщине высокой,
худой, с темным лицом и строгими серыми глазами, — они блестели властно и умно.
Свою будущую супругу Мишенька рисовал в воображении не иначе, как в виде
высокой, полной, солидной и благочестивой
женщины с походкой как у павы и почему-то непременно с длинною шалью на плечах, а Маша
худа и тонка, стянута в корсет, и походка у нее мелкая, а главное, она была слишком соблазнительна и подчас сильно нравилась Мишеньке, но это, по его мнению, годилось не для брака, а лишь для дурного поведения.
Стол стоял в простенке между окон, за ним сидело трое: Григорий и Матрёна с товаркой — пожилой,
высокой и
худой женщиной с рябым лицом и добрыми серыми глазами. Звали её Фелицата Егоровна, она была девицей, дочерью коллежского асессора, и не могла пить чай на воде из больничного куба, а всегда кипятила самовар свой собственный. Объявив всё это Орлову надорванным голосом, она гостеприимно предложила ему сесть под окном и дышать вволю «настоящим небесным воздухом», а затем куда-то исчезла.
Высокая,
худая женщина, стоявшая у открытого устья печи, слегка повернулась в сторону Жмакина, сурово и безмолвно поклонилась, не глядя на него, и опять закопошилась у шестка.
Татьяна, состоявшая, как мы сказали
выше, в должности прачки (впрочем, ей, как искусной и ученой прачке, поручалось одно только тонкое белье), была
женщина лет двадцати восьми, маленькая,
худая, белокурая, с родинками на левой щеке.
Бедность, жалкая обстановка мелких чиновников, всегда угрюмая мать,
высокая тощая
женщина с строгим выражением на
худом лице, постоянно точно будто бы говорившем: «пожалуйста, я не позволю всякому оскорблять меня!» Куча братьев и сестер, ссоры между ними, жалобы матери на судьбу и брань между нею и отцом, когда он являлся пьяным…
Предо мной стояла
женщина очень большого роста,
выше меня, сухая, но стройная. Лицо ее, немного смуглое, уже с морщинами, было не то что прозрачное, а какое-то бестелесное. С этого лица смотрели два большие черные глаза, из-под широких бровей и длинных ресниц. Нос почти орлиный. Черные, с легкой проседью, волосы вились за уши.
Худое тело выступало из серого узкого платья, без всякой отделки. Вот какую наружность имеет Лизавета Петровна.
Лизавета Петровна сделала все, что могла. Она присела к столу и прямо заговорила с той француженкой, которая не участвовала в игре. Наружность этой
женщины показалась мне оригинальнее всех остальных:
высокая, довольно
худая, брюнетка с матовым лицом, в ярком желтом платье, которое к ней очень шло. Голова у нее кудрявая, в коротких волосах. Огромные, впалые глаза смотрят на вас пронзительно, и все лицо как-то от времени до времени вздрагивает. Голос низкий, сухой, повелительный.
Хозяйка дома,
высокая,
худая женщина, лет тридцати пяти, сильная брюнетка, была еще интересна.
Это оказалась
высокая,
худая женщина с черными, с сильною сединой волосами, космами выбивавшимися из-под головной повязки, и смуглым, коричневым лицом.
Это была
худая,
высокого роста
женщина — сын ростом был, видимо, не в нее, а в Василия Ивановича, который был на голову ниже своей жены.
Уже приступлено было к священному обряду, как в церковь вбежала
женщина,
высокая,
худая, шафранного цвета, с черными, длинными волосами, распущенными по плечам, в изорванной одежде чухонки, — настоящее привидение!